logo
№3-2022, Март
В избранное
Предыдущая статья Следующая статья
Назад ĸ содержанию выпусĸа
Судебная реформа 1922 года с позиций историко-антропологической теории права (к 100-летию судебной реформы)
Пашенцев Дмитрий Алексеевич
Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ,
главный научный сотрудник, 
доктор юридических наук, профессор
г. Москва, Россия


УДК 340.158 ББК 67.0 DOI 10.52433/01316761_2022_03_72




Dmitry Alekseevich Pashentsev


Judicial reform of 1922 from the standpoint of historical and anthropological theory of law (to the 100th anniversary of the judicial reform)

Аннотация. В статье на основе историко-антропологической теории права исследованы важные аспекты, связанные с проведением и результатами судебной реформы 1922 года. В работе подчеркивается роль судебных органов в конструировании послереволюционной правовой реальности. В ней делается вывод, что важнейшими элементами судебного реформирования являются подготовка кадров, а также оптимальное сочетание устоявшихся правовых традиций и необходимых новаций.

Ключевые слова: судебная реформа 1922 года, историко-антропологическая теория, судебная власть, правоприменение

Abstract. The article examines important aspects related to the implementation and results of the judicial reform of 1922 on the basis of historical and anthropological theory of law. The role of judicial bodies in the construction of post-revolutionary legal reality is emphasized. It is concluded that the most important element of judicial reform is the training of personnel, as well as the optimal combination of established legal traditions and necessary innovations.

Keywords: judicial reform of 1922, historical and anthropological theory, judicial power law enforcement

Ссылка для цитирования статьи:

Судебная реформа 1922 года с позиций историко-антропологической теории права (к 100-летию судебной реформы) // Российская юстиция. 2022. № 3. С. 72—76.

Вопросы судебной власти, ее эффективности и совершенствования деятельности всегда были в центре внимания ученых-правоведов, а также практиков. Суд как правоприменительный орган играет важнейшую роль в процессе конструирования правовой реальности, превращая абстрактные правовые нормы в реальные правоотношения. От функционирования судебной системы, слаженной работы ее элементов в существенной степени зависят законность и правопорядок, общий уровень правосознания и правового поведения.


С момента судебной реформы 1922 года прошло 100 лет — вполне достаточный срок для того, чтобы посмотреть на это событие непредвзято, взвешенно, с позиций современных достижений юридической теории и практики. Проводившиеся исследования этой реформы, весьма основательные в фактологическом отношении, опирались, как правило, на единственную признававшуюся в советский период научную методологию1. Публикации в постсоветское время сделали серьезный шаг в направлении методологического плюрализма, но не исчерпали всего богатства тех подходов, которые были вызваны к жизни постнеклассической научной рациональностью.



1 См., например: Портнов В.В., Славин М.М. Становление правосудия Советской России (1917—1922 гг.). М., 1990.



В контексте историко-правового исследования судебной реформы 1922 года представляется перспективным использование историко-антропологической теории права. Эта теория «позволяет соединить сохраняющие актуальность идеи немецкой исторической школы права в их современной интерпретации с антропоцентризмом как направлением постклассической социологической теории права»2. В данном контексте государственно-правовые реформы, к числу которых относится и судебная реформа, могут исследоваться во взаимосвязи с национальной традицией и правосознанием общества, что позволяет получить более полную картину об их историческом содержании и значении.



2 Пашенцев Д.А. Государственные преобразования петровского времени через призму историко-антропологической теории права (к 300-летию провозглашения Российской империи) // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия «Юридические науки». 2021. № 1. С. 28.



С позиций историко-антропологической теории права очевидно, что судебная реформа 1922 года предполагала не только и не столько выстраивание новой системы судебных органов и наделение их соответствующими полномочиями, но прежде всего подразумевала организацию повседневной деятельности субъектов правоприменения по реализации своих полномочий, по применению норм действовавшего законодательства. Именно люди, которые стали судьями и привнесли в работу судебных органов элементы своего правосознания, могут рассматриваться как главный элемент новой судебной системы.

В контексте современной научной методологии исследование судебной реформы 1922 года должно опираться на несколько важных тезисов.

Во-первых, судебная система — это не просто совокупность органов и должностных лиц. В первую очередь это наделенные соответствующим статусом конкретные люди, которые своими ежедневными действиями реализовывали эти статусы, применяли нормы права и тем самым участвовали в непрерывном конструировании правовой реальности.

Во-вторых, несмотря на провозглашенный советской властью полный слом прежнего государственного аппарата, включая судебную систему (Декрет о суде № 1), принципы работы судебных органов, складывавшиеся в течение многих лет и обусловленные национальным менталитетом и различными историческими факторами, продолжали получать отражение в контексте так называемой социальной эстафеты, связанной с воспроизводством базовых характеристик правосознания большинства населения страны.


В-третьих, признавая определяющую роль человека как субъекта права в реформировании судебной системы и ее повседневной работе, следует отметить катастрофическую в то время нехватку кадров, обладавших необходимыми для успешной судебной работы знаниями и опытом. «Старые» работники судов в большинстве своем не допускались советской властью к такой работе и даже подвергались репрессиям; новые, «классово близкие» сотрудники в подавляющем большинстве не имели не только юридического, но и вообще какого-либо серьезного образования. Имеются сведения о том, что кандидаты на должности судей губернских судов в 1922 году проверялись на наличие стажа политической работы, а также сведений об их личности, которыми располагало Главное политическое управление3. В этом косвенно проявлялось верховенство политики над правом; о принципе верховенства права, как о независимости судебной системы, правящие элиты просто не задумывались.



3 См.: Чекунов Н.А. Механизм взаимоотношений РКП(б) и органов юстиции в ходе реализации судебной реформы 1922 года в Петрограде — Ленинграде // Правоведение. 2004. № 1. С. 21.



Питер Соломон, предпринявший основательное исследование советской юстиции, приводит в своей работе ряд важных данных по этому поводу. Он пишет, что в 1923 году в губернских судах высшее образование было только у 18,9% работников. Отсутствие квалифицированных юристов не вызывало у правившей партии большевиков беспокойства, так как «партия с подозрением относилась к юристам и с большой готовностью давала шанс поуправлять юстицией политически проверенным новичкам-любителям»4. В течение ряда лет после судебной реформы 1922 года почти ничего не предпринималось для изменения уровня юридической подготовки судебных работников. В итоге в целом по СССР количество народных судей с высшим образованием упало с 8,4% в 1923 году до 4,2% в 1935-м. К 1935 году (прошло более 10 лет после судебной реформы) 84,6% всех народных судей имели образование только в пределах начальной школы. В то же самое время адвокаты имели высшее юридическое образование, полученное в основном в дореволюционных университетах5. Таким образом, положения судебной реформы пришлось реализовывать работникам, в большинстве своем не обладавшим юридическими знаниями и развитым правосознанием, что неизбежно сказывалось на результатах этой деятельности.



4 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 31.

5 См. там же. С. 32.



В-четвертых, время проведения данной судебной реформы совпало с периодом господства негативного отношения к праву. Даже наиболее известные ученые-правоведы начала 1920-х годов нередко высказывали отрицательную позицию по отношению к законности и правовым нормам. Например, Е.Б. Пашуканис считал, что «для революционера характерно ниспровергать и разоблачать фетиш законности того строя, против которого ведется революционная борьба»6.



6 Пашуканис Е.Б. Из ленинского наследства. М., 1930. С. 79.



А.Г. Гойхбарг, ставший главным «архитектором» Гражданского кодекса РСФСР 1922 года, был еще более категоричен: он называл право опиумом для народа и призывал беспощадно бороться с ним вплоть до полной победы7.



7 Гойхбарг А.Г. Основы частного имущественного права. М., 1924. С. 51.



А.К. Стальгевич в конце 1920-х годов отмечал, что отношение к закону и законности у ученых и практиков этого периода сильно менялось от крайне левых до крайне правых взглядов. В одном случае наблюдалось полное отрицание даже революционной законности, в другом случае, напротив, из законности старались сделать своего рода фетиш, что трактовалось цитируемым автором как повторение «буржуазной идеи правового государства»8.



8 Стальгевич А.К. Пути развития советской правовой мысли. М., 1928. С. 58—59.



Итак, в 20-е годы советские правоведы, следуя традициям марксизма, «рассматривали право как временное отмирающее явление, которому нет места в грядущем обществе. Соответственно, законам отводилась второстепенная роль, а законность понималась исключительно как революционная законность, отражавшая позиции и интересы пролетариата»9.



9 Альбертий Ю. В. Вопросы законности и роли законов в трактовке отечественных правоведов 1920—30-х годов // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия «Юридические науки». 2020. № 1. С. 68.



Следовательно, можно отметить наличие противоречия между интересами государства, связанными с созданием полноценной судебной системы как важной основы укрепления законности и правопорядка, и воззрениями «революционных» юристов, отрицавшими ценность права как универсального регулятора общественных отношений, рассматривавшими его как буржуазный пережиток.

В целом ситуация, сложившаяся в юридической сфере во время проведения судебной реформы 1922 года, была очень противоречивой. Кроме того, наблюдались выраженные противоречия и в иных сферах: экономической и политической. В 1921 году был начат переход к новой экономической политике, неоднозначно воспринятый в рядах правившей партии. Эта политика предполагала активизацию гражданского оборота, использование рыночных механизмов, которые наряду с плановым хозяйством должны были способствовать восстановлению разрушенной в годы гражданской войны экономики, росту совокупного общественного продукта. В этих условиях важное значение мог бы получить суд как механизм разрешения споров между хозяйствующими субъектами. Но он не мог сыграть роль независимого арбитра в силу официально провозглашенного классового подхода, в силу того приоритета, который отдавался в годы нэпа государственной собственности.

Осуществлять функции арбитра в экономических отношениях суд может только тогда, когда судебная власть наделена реальной независимостью, когда она может действовать без указаний исполнительной власти, ориентируясь при этом только на закон. Советская государственность с самого начала не предполагала разделения властей, исходя из принципа единства государственной власти, поэтому не могло быть и речи о независимости суда.


Приоритет государства в вопросах экономических споров и хозяйственной деятельности не позволял суду занять независимую позицию, он с самого начала должен был выступать орудием реализации государственной воли. Не менее ярко это проявлялось и в уголовно-правовой сфере, где наказания долгое время рассматривались фактически как репрессии, имевшие классовое содержание. В связи с этим определение вида и меры наказания осуществлялось судом на основе оценки потенциальной опасности лица, совершившего деяние, а не самого деяния. Законодатель недвусмысленно указывал на необходимость учитывать прежде всего личность преступника, а затем уже само деяние10. В то же время суд получил достаточно широкие полномочия в определении меры уголовного наказания, что существенно осложняло формирование единообразной судебной практики.



10 См.: Замдиханова Л.Р. Характер и степень общественной опасности преступления и личность преступника как критерии назначения наказания // Актуальные проблемы российского права. 2018. № 8. С. 137—145.



В соответствии с современными представлениями суд играет не только правоприменительную (в некоторых правопорядках еще и правотворческую) роль, его значение для развития правовой сферы и общественных отношений в целом гораздо шире. Деятельность судов способствует распространению информации о правовых нормах, что объективно содействует выстраиванию более упорядоченной системы общественных отношений. По мнению М. Галантера, «информация о существовании закона и возможности его применения, распространяемая судами, способна изменить моральную позицию иных субъектов по отношению к конкретным видам поведения…»11. Особое значение это имело в российских условиях 1920-х годов в силу сохранявшегося широкого распространения многочисленных обычаев, которыми предпочитали руководствоваться в отношениях между собой крестьяне и представители нерусских народов.



11 Галантер М. Правосудие в разных залах: суды, частное правовое регулирование и неформальное правосудие // Право и правоприменение в зеркале социальных наук / под ред. Э. Панеях. М., 2014. С. 402.



Стоит отметить, что задача внедрения официального права вместо права неофициального, «живого», также решалась в ходе судебной реформы 1922 года и проводимой одновременно с ней кодификацией законодательства. В то же время судья не сковывался жесткими рамками законов, и в случае обнаружения пробелов в законодательстве при вынесении решения он имел возможность поступать согласно своему «революционному правосознанию». В этом аспекте можно усмотреть определенное противоречие, порожденное революционной эпохой, процессом становления новой правовой системы. Кроме того, такое усмотрение суда, опиравшегося на собственное понимание революционной законности, противоречит современной мировой практике судебной деятельности, в соответствии с постулатами которой «при вынесении решения судьи не должны руководствоваться своими личными убеждениями и политическими предпочтениями»12.



12 Корстенс Г. Суды и верховенство права: взгляд из Нидерландов. М., Челябинск, 2021. С. 60.



Эффективность судебного воздействия на общественные отношения определяется совокупностью факторов, среди которых законодательные нормы играют далеко не ведущую роль. Более важное значение имеют сформированные и сохраняющиеся в обществе правовые традиции, общий уровень правосознания и правовой культуры, способность участников общественных отношений адекватно воспринимать посылаемые судебными органами сигналы и выстраивать свои модели правового поведения в соответствии с ними.


В то же время с позиций социологического понимания права именно суд как правоприменительный орган играет важнейшую роль в процессе конструирования правовой реальности, так как именно в судебных решениях абстрактные нормы принятых государством законов становятся подлинным правом, регулирующим общественные отношения и влияющим на поведение их участников. Фактически норма может называться правовой в полном смысле лишь после того, как хотя бы один судья применил ее при рассмотрении конкретного дела. Кроме того, сегодня все шире получает распространение позиция, согласно которой «право состоит не только из законов, применяемых судами, но и из толкования этих законов и договоров судами»13.



13 Корстенс Г. Указ. соч. С. 90.



Судебная реформа 1922 года в основном выполнила стоявшие перед ней задачи. Страна получила более упорядоченную и завершенную судебную систему. При этом, несмотря на революционные настроения близких к власти юристов, пришлось использовать ряд прежних, ставших уже традиционными институтов, в том числе прокуратуру и адвокатуру. В то же время любые институты — это прежде всего конкретные люди, обладающие определенным правосознанием. И в этом отношении институты, введенные в действие в ходе реформы, значительно отличались от таких же институтов, существовавших в дореволюционный период.


По мнению А.Н. Суханбердиевой, судебная реформа 1922 года имела незавершенный характер, поскольку, во-первых, не было полностью систематизировано процессуальное законодательство и законодательство о судоустройстве, во-вторых, формы процессуальной деятельности судов и после реформы продолжили постоянно изменяться14. По нашему мнению, данная реформа и не могла приобрести завершенный характер, пока не было подготовлено достаточное количество юридически образованных кадров, способных осуществлять повседневную деятельность, направленную на вынесение судебных решений в соответствии с теми принципами и задачами, которые тогда стояли перед системой правосудия.



14 Суханбердиева А.Н. Судебная реформа 1922 г. // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия «Юридические науки». 2013. № 1. С. 123—124.



Опыт судебной реформы 1922 года показывает, что для создания судебной системы, отвечающей требованиям времени и эффективно осуществляющей свои задачи, недостаточно сформировать систему органов и наделить ее работников соответствующими полномочиями и что важнейшими элементами судебного реформирования являются подготовка кадров, а также оптимальное сочетание устоявшихся, проверенных временем правовых традиций и необходимых новаций.



Библиографический список
1. Альбертий Ю.В. Вопросы законности и роли законов в трактовке отечественных правоведов 1920—30-х годов // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия «Юридические науки». 2020. № 1. С. 93—98.

2. Галантер М. Правосудие в разных залах: суды, частное правовое регулирование и неформальное правосудие // Право и правоприменение в зеркале социальных наук / под ред. Э. Панеях. М.: Статут, 2014. 568 с.

3. Гойхбарг А.Г. Основы частного имущественного права. М.: Красная новь, 1924. 136 с.

4. Замдиханова Л.Р. Характер и степень общественной опасности преступления и личность преступника как критерии назначения наказания // Актуальные проблемы российского права. 2018. № 8. С. 137—145.

5. Корстенс Г. Суды и верховенство права: взгляд из Нидерландов / пер. с англ. Д. Шабельникова. М.; Челябинск: Социум, 2021. 283 с.

6. Пашенцев Д.А. Государственные преобразования петровского времени через призму историко-антропологической теории права (к 300-летию провозглашения Российской империи) // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия «Юридические науки». 2021. № 1. С. 27—34.

7. Пашуканис Е.Б. Из ленинского наследства. М.: Гос­издат РСФСР; Московский рабочий, 1930. 100 с.

8. Портнов В.В., Славин М.М. Становление правосудия Советской России (1917—1922 гг.). М.: Наука, 1990. 166 с.

9. Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008. 464 с.

10. Стальгевич А.К. Пути развития советской правовой мысли. М.: Изд-во Коммунистической академии, 1928. 96 с.

11. Суханбердиева А.Н. Судебная реформа 1922 г. // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия «Юридические науки». 2013. № 1. С. 121—124.

12. Чекунов Н.А. Механизм взаимоотношений РКП(б) и органов юстиции в ходе реализации судебной реформы 1922 года в Петрограде — Ленинграде // Известия вузов. Правоведение. 2004. № 1. С. 212—223.




В избранное
Предыдущая статья Следующая статья