УДК 340.13 ББК 67.02 DOI 10.52433/01316761_2024_09_07 EDN: UIMTCZ
Виктор Викторович Момотов, Верховный Суд Российской Федерации, секретарь Пленума, судья, Совет судей Российской Федерации, председатель, доктор юридических наук, профессор г. Москва, Россия
Аннотация. В статье раскрывается понятие позитивной ответственности и ее место в механизме правового воздействия на общественные отношения. Отмечается, что высокий уровень позитивной ответственности обеспечивает добровольное соблюдение норм права без необходимости применения мер негативной ответственности. Полемизируя с критиками понятия позитивной ответственности, автор приходит к выводу, что за ней следует признавать юридический характер. Особое внимание в статье уделяется анализу принципа добросовестности и его проявлениям в различных отраслях российского права. При этом отмечается, что в российском праве существует ряд областей, где понятие позитивной ответственности является востребованным, но не получило должного осмысления. С опорой на правовые позиции Конституционного Суда РФ и Верховного Суда РФ автор приходит к выводу, что ответственное (или, напротив, безответственное) поведение нередко является юридически значимым фактором, который оказывает решающее влияние на позицию правоприменительного органа.
Ключевые слова: позитивная ответственность (перспективная ответственность), социальная ответственность личности, ответственное поведение, принцип добросовестности
Positive responsibility as a form of individual social responsibility in the mechanism of legal impact: the doctrine and judicial practice
Victor Viktorovich Momotov, Supreme Court of the Russian Federation, Secretary of the Plenary Court, Council of Judges of the Russian Federation, Chairman, Doctor of Laws, Professor Moscow, Russia momotov_vv@vsrf.ru
Abstract. The article reveals the concept of positive responsibility and its place in the mechanism of legal impact on public relations. It is noted, that the high level of positive responsibility ensures voluntary compliance with legal provisions causing no need to take measures of negative responsibility. Polemicizing with critics of the concept of positive responsibility, the author reaches the conclusion that the legal nature of the above should be recognized. Special attention in the article is paid to an analysis of the principle of good faith and its manifestations in different branches of Russian law. At the same time, it is noted that in Russian law there is a number of spheres where the concept of positive responsibility is in high demand but not duly comprehended. Relying on the positions of the Constitutional Court of the Russian Federation the author reaches the conclusion that responsible (or, to the contrary, irresponsible) conduct often becomes a legally significant factor with decisive influence on the position of a law enforcement agency.
Keywords: positive responsibility (perspective responsibility), individual social responsibility, responsible conduct, principle of good faith
Современное российское общество предъявляет к государству высокие требования в части организации эффективной системы государственного управления (в том числе и правосудия). Это не могло не вызвать реакцию законодателя, который предусмотрел ряд компенсаторных механизмов для тех случаев, когда публично-правовая процедура не отвечает требованиям закона. Например, граждане имеют право на возмещение им вреда, причиненного неправомерными действиями государственного органа, органа местного самоуправления или должностного лица (ст. 1069, 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации1), право на компенсацию за нарушение права на судопроизводство и исполнение судебного акта в разумный срок (Федеральный закон от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок»2). Таким образом, государство принимает на себя ответственность за надлежащую реализацию органами публичной власти и должностными лицами их полномочий. При этом социальная ответственность имеет двусторонний характер: с одной стороны, ее несет государство, а с другой — лица, которые принимают участие в публично-правовых процедурах. Вне всякого сомнения, последние вправе предъявлять определенные требования к государству. Однако и их собственное поведение как участников правоотношений должно быть ответственным.
1 СЗ РФ. 1996. № 5. Ст. 410.
2 СЗ РФ. 2010. № 18. Ст. 2144.
Сущность такого ответственного поведения в современной юридической науке традиционно раскрывается через понятие позитивной ответственности. Позитивная ответственность представляет собой внутреннее качество субъекта, которое выражается в его сознательном, добросовестном, честном отношении к своему долгу, правам и обязанностям. Она противопоставляется негативной юридической ответственности, т.е. ответственности за уже совершенное противоправное деяние, облеченной в форму применения к лицу определенных мер принуждения. В отличие от негативной ответственности позитивная ответственность основывается на высоком уровне правосознания самого субъекта. Не случайно в Словаре русского языка С.И. Ожегова в качестве одного из значений слова «ответственный» указано «имеющий высоко развитое чувство долга, ревниво относящийся к своим обязанностям». Как весьма точно отмечает Ю.И. Гревцов, позитивная ответственность «подразумевает, что ответственный выбор и постановка цели, ее преследование касаются не того, что надо делать, а того, как это надо делать — рационально, добросовестно, заботливо, с достоинством и др.»3. В.Н. Кудрявцев указывает, что «ответственность в этом смысле есть необходимость (обязанность) принимать такие решения, в которых учитывались бы не только интересы данного субъекта, но и других людей, групп, классов, интересы общества… Это понятие ответственности характеризует позитивное социальное отношение лица к совершаемым им поступкам»4. Исходя из этого, позитивная ответственность выражает отношение лица к осуществляемым им действиям, т.е. субъективную сторону его поведения.
3 Гревцов Ю.И. Лекции по общей теории права. СПб., 2019. С. 261.
4 Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М., 1978. С. 109.
Позитивная ответственность играет важную роль в механизме правового воздействия. Ответственное лицо включает правовые предписания в мотивацию своего поведения, самостоятельно осознает необходимость их добровольного исполнения. При этом позитивная ответственность может иметь различную степень интенсивности. По замечанию Н.В. Витрука, она включает правомерное поведение «от нормального, т.е. удовлетворяющего требованиям норм права, до социально активного (добросовестного, образцового, примерного, инициативного, творческого, эффективного, оптимального)»5. Конформистское и тем более маргинальное правомерное поведение, напротив, являются потенциально опасными, поскольку в конечном итоге могут перейти в противоправную форму.
В то же время отметим, что многие исследователи критически оценивали представление о существовании в рамках юридического поля позитивной ответственности. Так, О.Э. Лейст высказывал мнение, что «в принципе недопустимо объединять в одном определении [юридической ответственности] сознательное отношение честного человека к исполнению своего социального долга и противоправное поведение… [П]равоведение, как и все общественные науки, не может просто использовать в готовом виде философские понятия и категории без учета специфики предмета своей науки»6. По его мнению, позитивная ответственность не обладает юридическим характером, поскольку объединяет правовые явления с категориями правосознания и морали7. М.И. Байтин также указывал, что удвоение понятия юридической ответственности ориентирует на растворение ее «в нравственной и других видах социальной ответственности»8.
Представляется, что позитивная ответственность действительно обладает значительной спецификой, которая не позволяет рассматривать ее как подвид некоего единого двухаспектного понятия юридической ответственности (наряду с негативной ответственностью). В то же время это само по себе не является аргументом против ее юридического характера. В данном случае скорее следует говорить о двух самостоятельных явлениях, между которыми существует взаимосвязь. С одной стороны, негативная ответственность, выполняя превентивную и воспитательную функции, способствует формированию позитивной ответственности у граждан. С другой стороны, высокий уровень позитивной ответственности, который связан не столько с угрозой применения санкций, сколько с общим уровнем культуры граждан и их правосознанием, является эффективным средством предотвращения правонарушений и обеспечивает добровольное соблюдение норм права (в этом проявляется перспективный характер позитивной ответственности). И напротив, различные деформации правосознания приводят к повышению издержек реализации норм права для государства.
5 Витрук Н.В. Общая теория юридической ответственности: монография. М., 2023. С. 32.
6 Лейст О.Э. Методологические проблемы юридической ответственности // Проблемы теории государства и права / под ред. М.Н. Марченко. М., 1999. С. 476.
7 См. там же.
8 Байтин М.И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). Саратов, 2001. С. 198.
Важно понимать, что функционирование широкого круга социальных институтов ни в одном обществе не может регламентироваться исключительно нормами права. Как отмечал в свое время О. Эрлих, «нельзя представить себе такого социального союза, который основывался бы только на правовых нормах, не прибегая к поддержке внеправовых норм, которые дополняют и усиливают действие права… На самом деле жизнь превратилась бы в ад, если она не регламентировалась бы ничем, кроме права»9. Ряд важнейших правовых принципов (например, принцип добросовестности, о котором будет сказано далее) имеют не только юридическое, но и морально-этическое содержание, которое в рамках указанных принципов приобретает юридическую окраску. Поэтому нет ничего удивительного в том, что изначально неправовые категории получают отражение в праве.
Ярким примером значения неправовых социальных норм для механизма правового воздействия являются проблемы, связанные с применением тактики «итальянской забастовки». С формально-юридической точки зрения к участникам такой «забастовки», как правило, невозможно применить меры дисциплинарной ответственности, поскольку ее смысл заключается именно в том, чтобы выполнять свои обязанности максимально тщательно, но одновременно и сугубо формально. Поскольку при формулировании прав и обязанностей сторон трудового договора невозможно заранее предусмотреть все нестандартные жизненные ситуации, результатом подобных действий работников может стать полный коллапс деятельности работодателя. Исходя из этого, можно сделать вывод, что позитивная ответственность участников правоотношений, основанная на их морально-этических представлениях, нередко является важнейшей частью механизма реализации правовых предписаний.
9 Эрлих О. Основоположение социологии права. СПб., 2011. С. 113.
Критики, которые настаивают на неюридическом характере позитивной ответственности, также игнорируют ряд норм современного российского законодательства. В частности, понятие позитивной ответственности нашло отражение в ряде положений Конституции Российской Федерации. В ее преамбуле содержится указание на то, что при принятии Конституции многонациональный народ РФ исходит из ответственности за свою Родину перед нынешними и будущими поколениями. Кроме того, в пункте «ж» ст. 72 к совместному ведению Федерации и субъектов РФ отнесено создание условий для формирования культуры ответственного отношения граждан к своему здоровью. Наконец, в пункте «е.5» ст. 114 к числу полномочий Правительства РФ отнесено формирование в обществе ответственного отношения к животным. Конституционный Суд РФ в постановлении от 24 марта 2017 г. № 9-П10 также отметил, что из содержания статьи 2, части 3 ст. 17, частей 1 и 2 ст. 19 Конституции вытекает принцип взаимной ответственности гражданина и государства (содержание которого, очевидно, также не может быть прояснено сквозь призму негативного понимания ответственности).
10 Вестник Конституционного Суда РФ. 2017. № 4.
Важным элементом позитивной ответственности является добросовестность. Принцип добросовестности получил нормативное закрепление в статьях 1 и 10 Гражданского кодекса РФ. Кроме того, в процессуальных кодексах содержится указание на обязанность лиц, участвующих в деле, добросовестно пользоваться принадлежащими им процессуальными правами (ст. 35 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации11, ст. 41 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации12, ст. 45 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации13; далее — ГПК РФ, АПК РФ и КАС РФ соответственно). При этом высшие суды последовательно придерживаются позиции, что принцип добросовестности является общеправовым, т.е. свойственен всем отраслям права. Так, его действие прямо или косвенно распространялось ими на сферу трудового права14, налогового права15 и уголовного процесса16.
В наиболее абстрактном своем выражении добросовестность в объективном смысле может быть определена как стандарт поведения, который характеризуется честностью, открытостью и уважением интересов другой стороны сделки или соответствующего правоотношения (ст. I.–1:103 Модельных правил европейского частного права)17. Применительно к гражданским правоотношениям в пункте 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»18 установлено, что при оценке действий сторон как добросовестных или недобросовестных судам следует исходить из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей в том числе в получении необходимой информации. Один из наиболее авторитетных отечественных цивилистов И.Б. Новицкий отмечал, что принцип добросовестности включает такие элементы, как «знание о другом, о его интересах; знание, связанное с известным доброжелательством; элемент доверия, уверенность, что нравственные основы оборота принимаются во внимание, что от них исходит каждый в своем поведении»19. Соответственно, содержание принципа добросовестности в российском правопорядке, по сути, совпадает с теми характеристиками, которые в юридической доктрине связываются с понятием позитивной ответственности.
При этом в российском праве существует ряд областей, где понятие позитивной ответственности является востребованным, но не получило должного осмысления. В частности, такое понятие, как «уважение к суду», на данный момент определяется только через свой антипод — неуважение к суду20. Кроме того, в статье 297 Уголовного кодекса Российской Федерации21, которая устанавливает ответственность за данное деяние, речь идет только об оскорблении суда и участников судебного разбирательства. В широком же смысле уважение к суду должно пониматься как признание третьими лицами авторитета суда как правового института, который обладает особыми (и исключительными) полномочиями, связанными с отправлением правосудия.
Представляется, что с формально-юридической точки зрения уважение к суду включает, в частности, запрет давления на суд в разнообразных формах (например, запугивание судьи, свидетелей, других участников процесса); обязанность давать показания, представлять суду необходимые доказательства, повиноваться иным распоряжениям судьи; запрет дачи заведомо ложных показаний свидетелем и потерпевшим, заведомо ложного заключения экспертом и специалистом, заведомо неправильного перевода; запрет на брань в суде; обязанность исполнения судебного решения после его вступления в законную силу. Исходя из этого, можно сделать вывод, что уважение к суду — это одна из форм позитивной ответственности, которая составляет фундамент независимости суда и обеспечивает авторитет его решений в обществе. При этом значимость общественных отношений, возникающих в сфере отправления правосудия, обусловливается необходимостью закрепления в законодательстве мер негативной ответственности, которые способствуют формированию добросовестного отношения участников процесса к своим правам и обязанностям.
11 СЗ РФ. 2002. № 46. Ст. 4532.
12 СЗ РФ. 2002. № 30. Ст. 3012.
13 СЗ РФ. 2015. № 10. Ст. 1391.
14 См.: пункт 27 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 г. № 2 «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2004. № 6.
15 См.: пункт 3 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 12 октября 2006 г. № 53 «Об оценке арбитражными судами обоснованности получения налогоплательщиком налоговой выгоды» // Вестник ВАС РФ. 2006. № 12.
16 См.: пункт 18 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 30 июня 2015 г. № 29 «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2015. № 9.
17 Цит. по: Основные положения гражданского права: постатейный комментарий к статьям 1—16.1 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2020. С. 172.
18 Бюллетень Верховного Суда РФ. 2015. № 8.
19 Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. № 1. С. 124—181 // СПС «КонсультантПлюс».
20 См. подробнее: Момотов В.В. Уважение к суду как правовая категория: реальность и перспективы в России // Судья. 2019. № 4. С. 8—15.
21 СЗ РФ. 1996. № 25. Ст. 2954.
В качестве примера того, как категория уважения к суду проявляет себя в российской судебной практике, рассмотрим определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 11 марта 2021 г. № 306-ЭС20-16785 (1, 2)22. В данном деле конкурсный управляющий обратился в суд с заявлением о пересмотре ранее принятого судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам. Указанным судебным актом было отказано в удовлетворении заявления конкурсного управляющего о признании недействительным соглашения о расторжении договора купли-продажи ценных бумаг, заключенного между должником и ООО «Нефте-ТрейдСервис». При этом суд исходил из недоказанности факта существования соглашения ввиду непредставления в материалы дела его оригинала. Однако впоследствии, когда конкурсный управляющий от имени должника обратился с иском о взыскании с ООО «Нефте-ТрейдСервис» долга по договору купли-продажи, общество сослалось именно на наличие соглашения о его расторжении. В связи с этим конкурсный управляющий и обратился с заявлением о пересмотре судебного акта.
Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ отметила, что конкурсный управляющий ссылается на противоречивое поведение общества в рамках нескольких судебных разбирательств. По мнению суда, принцип правовой определенности не может защищать сторону, действовавшую недобросовестно и умышленно создавшую видимость отсутствия ключевых доказательств, которые имели решающее значение для дела. При рассмотрении первого дела суд истребовал оригинал соглашения у ответчика, однако ответчик скрыл от суда этот документ, впоследствии представив его во второе дело о взыскании долга. Таким образом, в отношении вопроса о существовании соглашения ответчик вел себя противоречиво и непоследовательно, преследуя исключительно собственную выгоду в каждом конкретном деле, что свидетельствует о его недобросовестности. Подобное поведение, по мнению Судебной коллегии, действительно открывает возможность ревизии результатов первого дела.
22 Документ опубликован не был. Источник — СПС «КонсультантПлюс».
Достижение высокого уровня позитивной ответственности также является важным фактором решения проблемы чрезмерной судебной нагрузки. В настоящее время судами рассматривается значительное количество бесспорных дел и мелких споров, которые являются экономически нецелесообразными. Это означает, что процессуальная активность сторон далеко не всегда имеет своей целью защиту прав и законных интересов, а нередко представляет собой злоупотребление правом. При этом суды, по сути, лишены возможности напрямую противодействовать даже явно надуманным искам. «На начальном этапе обращения заинтересованного лица в компетентный юрисдикционный орган, — отмечают Е.С. Трезубов и Н.С. Щеглова, — ему не может быть отказано в защите при соблюдении формальных процессуальных требований, т.к. в подавляющем большинстве случаев материальное право на иск, в отличие от процессуального, может быть выяснено лишь после рассмотрения дела по существу»23.
Впрочем, в процессуальном законодательстве все-таки существуют механизмы, которые ориентируют стороны на внесудебное урегулирование конфликта и предотвращают злоупотребление правом. В частности, институт судебных расходов выполняет, помимо прочего, именно превентивную функцию. Возложение на проигравшую сторону судебных расходов, с одной стороны, предотвращает обращение потенциального истца в суд с необоснованными, явно надуманными требованиями, а с другой стороны, стимулирует потенциального ответчика добровольно исполнить требования истца и не затягивать разбирательство.
23 Трезубов Е.С., Щеглова Н.С. Фиктивность гражданского процесса: конституирующие признаки и механизмы запрета злоупотребления процессуальными правами в Российской Федерации // Вестник КемГУ. 2013. № 3. С. 289.
Особого внимания заслуживает часть 2 ст. 111 АПК РФ, согласно которой арбитражный суд вправе отнести все судебные расходы по делу на лицо, злоупотребляющее своими процессуальными правами или не выполняющее своих процессуальных обязанностей, если это привело к срыву судебного заседания, затягиванию судебного процесса, воспрепятствованию рассмотрения дела и принятию законного и обоснованного судебного акта. Представляется, что судам необходимо более активно пользоваться данным инструментом. Кроме того, аналогичные нормы следует закрепить в ГПК РФ и КАС РФ24. В статье 99 ГПК РФ предусмотрен механизм взыскания компенсации за фактическую потерю времени, но в настоящее время он не работает. Помимо этого, юридическая конструкция, закрепленная в статье 111 АПК РФ, является более предпочтительной и в силу того, что она направлена на взыскание не «компенсации» sui generis, правовая природа которой не вполне понятна, а лишь на перераспределение взыскиваемых судебных расходов между сторонами.
24 См.: Батурина Н.А. Некоторые причины неэффективности нормы процессуального закона о взыскании компенсации за фактическую потерю времени // Российский судья. 2022. № 6. С. 9—14 // СПС «КонсультантПлюс».
Отметим также, что в определении от 12 марта 2024 г. № 556-О25 Конституционный Суд РФ подчеркнул: активное процессуальное поведение в ходе осуществления судопроизводства (предъявление встречного иска, подача ходатайств о назначении экспертизы, об отложении судебного разбирательства и т.п., обжалование решения суда и т.д.), способствовавшее несению другим лицом расходов, должно получить оценку суда при разрешении вопросов о распределении судебных расходов. Таким образом, при решении вопроса о наличии оснований для возмещения судебных расходов необходимо принимать во внимание степень добросовестности сторон при реализации ими своих процессуальных прав. Конституционный Суд РФ также прямо указал на возможность применения положений статьи 111 АПК РФ по аналогии к гражданскому судопроизводству.
25 Документ опубликован не был. Источник — СПС «КонсультантПлюс».
В качестве примера того, как понятие позитивной ответственности находит отражение в уголовном праве, можно обратиться к постановлению Конституционного Суда РФ от 12 января 2023 г. № 2-П26, в котором были сформулированы критерии отграничения кражи от присвоения находки. В отношении заявителей А.В. Галимьяновой и В.С. Пузрякова были вынесены обвинительные приговоры за совершение кражи при схожих обстоятельствах. А.В. Галимьянова была признана виновной в том, что присвоила найденный в салоне автобуса телефон, понимая, что он выпал из сумки ранее вышедшей пассажирки. Несмотря на то, что телефон имел идентификационные признаки, она не предприняла попытки к его возврату собственнице, не сообщила о находке водителю автобуса или кондуктору и не обратилась в правоохранительные органы. Удостоверившись, что никто не видит ее действий, она завладела телефоном и скрылась. При этом она не стала отвечать на поступавшие на телефон звонки, отключила его, а находящиеся в нем сим-карты выбросила, в дальнейшем также выполнила сброс настроек телефона.
В.С. Пузряков, будучи водителем такси, увидел рядом с пассажирским сиденьем в салоне своего автомобиля телефон, принадлежащий ранее перевезенному им пассажиру. Воспользовавшись тем, что в автомобиле он был один и за его действиями никто не наблюдал, он тайно забрал себе телефон и пользовался им, вставив свою сим-карту, попыток установить владельца не предпринимал. При этом потерпевший предпринимал попытки вернуть телефон, но поначалу В.С. Пузряков скрыл от сотрудников полиции факт обладания им.
Конституционный Суд РФ указал, что, хотя само по себе обнаружение потерянной вещи и невыполнение предусмотренных статьей 227 Гражданского кодекса РФ действий не является уголовно наказуемым, не исключено появление умысла на последующее обращение найденного имущества в свою пользу. Об этом свидетельствует сокрытие найденной вещи либо сокрытие (уничтожение) признаков, позволяющих индивидуализировать это имущество или подтвердить его принадлежность законному владельцу (например, если лицо вытаскивает сим-карту из телефона, снимает чехол и т.д.). По мнению Конституционного Суда РФ, характер такой «крайней формы злоупотребления нашедшим [вещь] своими правомочиями» приводит к тому, что деяние, которое началось как внешне правомерная находка, может перерастать в преступление. Соответственно, уголовная наказуемость деяний, совершенных осужденными, в постановлении отчасти связывается именно со степенью их добросовестности и с непринятием мер, направленных на возврат вещи ее законному владельцу.
26 СЗ РФ. 2023. № 4. Ст. 697.
Впоследствии Президиум Верховного Суда РФ, пересматривая дела А.В. Галимьяновой и В.С. Пузрякова ввиду новых обстоятельств (постановления от 26 апреля 2023 г. № 5-П23 и № 6-П23)27, оставил вынесенные в отношении них приговоры без изменения. В Обзоре судебной практики Верховного Суда РФ № 1 за 2024 год (утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 29 мая 2024 г.)28 была сформулирована правовая позиция, согласно которой противоправное и активное сокрытие находящегося в рабочем состоянии и имеющего идентификационные признаки мобильного телефона, направленное на окончательное лишение законного владельца утерянного имущества и распоряжение чужим имуществом как своим собственным, с учетом тайного способа обращения с потерянной вещью, сокрытия самого факта ее обнаружения и принадлежности другому лицу является кражей.
Таким образом, высшие суды признали несостоятельными доводы осужденных о том, что ими были нарушены лишь правила возврата находки, установленные гражданским законодательством. В проанализированных делах степень злоупотребления нашедших вещь своими правомочиями была настолько высокой, что гражданско-правовые средства борьбы с ним уже не могли быть признаны достаточными. Характер поведения осужденных свидетельствует о том, что они своими действиями и бездействием всячески препятствовали возврату имущества законным владельцам и обратили его в свою пользу (хотя не исключено, что они в самом деле полагали свои действия формально не нарушающими нормы уголовного законодательства).
27 Документы опубликованы не были. Источник — СПС «Гарант».
28 Документ опубликован не был. Источник — СПС «КонсультантПлюс».
В качестве еще одного примера влияния степени ответственности и добросовестности на решение суда (на этот раз в сфере налогового права) обратимся к определению Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 19 июня 2023 г. № 305-ЭС22-2926529. ООО «Красный дом», истец по данному делу, являлось плательщиком налога на имущество организаций в отношении принадлежащих заявителю на праве собственности объектов недвижимости. При этом с 2016 года они ежегодно включались в Перечень объектов недвижимого имущества, в отношении которых налоговая база определяется как их кадастровая стоимость, в связи с чем налог на имущество за налоговые периоды 2017—2019 гг. исчислялся и уплачивался исходя из кадастровой стоимости. Но позднее, в 2020 году, суд по иску ООО «Красный дом» признал недействующими положения Перечня, которые были основанием для уплаты налога в соответствующем размере.
29 Документ опубликован не был. Источник — СПС «КонсультантПлюс».
После этого истец обратился с заявлением о возврате переплаты по налогу на имущество за 2017—2019 гг. с начислением процентов за период со дня, следующего за днем взыскания налога, по день фактического возврата налога. Из положений Налогового кодекса Российской Федерации30 (далее — НК РФ) следует, что возврат излишне уплаченного налога осуществляется без начисления процентов, за исключением случаев нарушения налоговым органом срока возврата (п. 6, 8.1 и 10 ст. 78), в то время как возврат излишне взысканного налога осуществляется с начислением и выплатой процентов (п. 5 ст. 79). Суды первой, апелляционной и кассационной инстанций не усмотрели оснований для применения пункта 5 ст. 79 НК РФ и отказали истцу во взыскании процентов. Они отметили, что налог был исчислен и уплачен заявителем самостоятельно на основании поданных им налоговых деклараций.
Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ, напротив, указала, что если основанием для излишнего поступления налогов в бюджет послужило издание незаконного нормативного правового акта в сфере налогообложения (в данном случае — Перечня объектов недвижимого имущества), то спорные суммы налогов должны рассматриваться как излишне взысканные с начислением процентов. Такие суммы налогов не могут рассматриваться как излишне уплаченные, поскольку налогоплательщик не допустил ошибки, а исполнял законодательство. Суд особо подчеркнул, что добросовестный налогоплательщик, исполнявший обязанность, не может быть поставлен в более обременительное положение в сравнении с лицами, уклонявшимися от ее исполнения (что произошло бы в случае отказа в применении пункта 5 ст. 79 НК РФ).
30 СЗ РФ. 1998. № 31. Ст. 3824.
В данном деле, в отличие от предыдущего, можно видеть по-настоящему ответственный подход истца, который свидетельствует о высоком уровне правосознания. Несмотря на то, что ООО «Красный дом» возражало против решения о включении принадлежащих ему объектов недвижимости в соответствующий Перечень объектов недвижимого имущества, оно не стало уклоняться от исполнения возложенных на него обязанностей, а оспорило Перечень в установленном законом порядке. С учетом этого выводы Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ представляются нам безусловно правильными.
Таким образом, понятие позитивной ответственности не является лишь теоретической абстракцией, оно прямо и косвенно находит отражение в целом ряде норм законодательства и в судебной практике. Ответственное (или, напротив, безответственное) поведение нередко является юридически значимым фактором, который оказывает решающее влияние на позицию правоприменительного органа. Представляется, что российскому государству необходимо и в дальнейшем уделять пристальное внимание вопросам позитивной ответственности. При этом очевидно, что формального провозглашения необходимости ответственного и добросовестного отношения граждан к соблюдению правовых норм недостаточно. Необходимо правовое просвещение населения и формирование социально активного правомерного поведения. Правовая культура в любом обществе включает в себя не только знание о нормах права, но и ответственное отношение к их соблюдению, восприятие правовых ценностей.
Библиографический список
1. Байтин М.И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). Саратов: СГАП, 2001. 416 с.
2. Батурина Н.А. Некоторые причины неэффективности нормы процессуального закона о взыскании компенсации за фактическую потерю времени // Российский судья. 2022. № 6. С. 9—14 // СПС «КонсультантПлюс».
3. Витрук Н.В. Общая теория юридической ответственности: монография. М.: Норма, ИНФРА-М, 2023. 432 с.
4. Гревцов Ю.И. Лекции по общей теории права. СПб.: СПбГУ, 2019. 452 с.
5. Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М.: Юрид. лит., 1978. 191 с.
6. Лейст О.Э. Методологические проблемы юридической ответственности // Проблемы теории государства и права / под ред. М.Н. Марченко. М.: Проспект, 1999. С. 469—498.
7. Момотов В.В. Уважение к суду как правовая категория: реальность и перспективы в России // Судья. 2019. № 4. С. 8—15.
8. Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. № 1. С. 124—181 // СПС «КонсультантПлюс».
9. Основные положения гражданского права: постатейный комментарий к статьям 1—16.1 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. М.: М-Логос, 2020. 1469 с.
10. Трезубов Е.С., Щеглова Н.С. Фиктивность гражданского процесса: конституирующие признаки и механизмы запрета злоупотребления процессуальными правами в Российской Федерации // Вестник КемГУ. 2013. № 3. С. 287—292.
11. Эрлих О. Основоположение социологии права. СПб.: Университетский издательский консорциум, 2011. 704 с.
Ссылка для цитирования статьи:
Момотов В.В. Позитивная ответственность как форма социальной ответственности личности в механизме правового воздействия: доктрина и судебная практика // Российская юстиция. 2024. № 9. С. 7–16.