УДК 343.137.2 ББК 67.99 DOI 10.52433/01316761_2022_07_61 EDN: UVRJUI

Аннотация. В статье рассматривается сравнительно новый институт процессуального права — сделки с правосудием, подразделяемые на сделки о признании вины и досудебные соглашения о сотрудничестве. Автор выявляет положительные и отрицательные стороны внедрения данного института в российское уголовно-процессуальное право, проводит соответствующие параллели с тем, как он работает в Германии и США. Кроме того, в статье проанализирована практика признания вины, сложившаяся в органах международного уголовного правосудия — в Международном уголовном суде и международных уголовных трибуналах ad hoc. Автор приходит к выводу о необходимости повышения роли суда в оценке и утверждении условий соглашения.

Ключевые слова: сделки с правосудием, признание вины, досудебное соглашение о сотрудничестве, особый порядок судебного разбирательства, международное уголовное правосудие, Международный уголовный суд, Международный трибунал по бывшей Югославии

Aleksandr Petrovich Evseev

The National Research University Higher School of Economics, Associate Professor of the School of Court Proceedings and Criminal Law, Candidate of Laws, Associate Professor, Moscow, Russia apevseyev@gmail.com

Plea Bargaining in the Foreign and International Law

Abstract. The article deals with a relatively new institution of procedural law — plea bargaining, which is subdivided into the plea of guilt and pre-trial cooperation agreement. The author examines the positive and negative aspects of the introduction of this institution into the Russian law on criminal procedure, draws relevant parallels with Germany and the United States. In addition, the practice of admission of guilt, which has been established in the international criminal justice bodies — the International Criminal Court and the international criminal ad hoc tribunals — has been analyzed. Ultimately, the author reaches the conclusion that it is necessary to increase the role of courts in assessing and approving the terms of the agreement.

Keywords: plea bargaining, admission of guilt, pre-trial cooperation agreement, special judicial procedure, international criminal justice, International Criminal Court, International Tribunal for the Former Yugoslavia

Более 20 лет назад на страницах «Российской юстиции» крупнейший ученый-процессуалист И.Л. Петрухин выступил со статьей «Сделки о признании вины чужды российскому менталитету»¹, название которой говорит само за себя. Однако время не подтвердило высказанных им опасений.

По официальным данным, обнародованным Судебным департаментом при Верховном Суде РФ, за 2020 год были осуждены почти 531 000 человек, из которых 278 908 — в особом порядке. Причем дела 276 085 из них рассматривались в условиях согласия обвиняемого с предъявленным ему обвинением, а дела 2823 человек закончились заключением досудебного соглашения о сотрудничестве². Таким образом, более чем в 50% случаев применялась одна из разновидностей сделок с правосудием³.

Сразу следует отметить наметившуюся диспропорцию между согласием обвиняемого с предъявленным обвинением (собственно сделками о признании вины) и досудебными соглашениями о сотрудничестве — 1 : 100, что свидетельствует о несравненно большей востребованности сделок о признании (англ. plea bargaining). Да и научная мысль проявляет к ним достаточно внимания. Назовем в этой связи работы С.В. Боботова⁴, Л.В. Головко⁵, П. Головненкова⁶, В.М. Николайчика⁷, из западных авторов прежде всего С. Теймана⁸. В то время, как досудебные соглашения явно обойдены вниманием исследователей. Исправить наметившийся крен — одна из задач настоящей публикации.

Между тем анализировать институт досудебного соглашения о сотрудничестве имеет смысл не только применительно к российским реалиям, но и прежде всего в сравнительно-правовом ракурсе, в частности на примере двух государств, являющихся сегодня наиболее влиятельными в геополитическом смысле уголовно-процессуальными моделями, — США и Германии. Кроме того, интересно проследить, как упомянутые соглашения функционируют в сфере международного уголовного правосудия, имеющего дело с преступлениями, вызывающими, как сказано в преамбуле Римского статута Международного уголовного суда (далее — МУС), «озабоченность всего международного сообщества»⁹: преступлениями против человечности, военными преступлениями, геноцидом и актом агрессии.

Сразу оговоримся, что заключение разного рода сделок в уголовном процессе стало возможным исключительно благодаря англосаксонскому влиянию. Ведь в англоговорящих странах судебное разбирательство по уголовным делам уподобляется в известной степени и до определенных пределов процессу гражданскому, построенному на диспозитивной воле сторон. Подобно тому, как истец волен сам выбирать, какие материалы он предъявит в суд, а какие оставит у себя, какие требования заявит, а какие нет, точно так же прокурор в уголовном процессе англосаксонского типа самостоятельно определяет, по какому из совершенных преступлений он предъявит обвинение, «забыв» в своем портфеле материалы об остальных, в обмен на признание вины по этому преступлению¹⁰.

Помимо этого, заключение сделки освобождает обвинителя от сложного доказывания в присутствии присяжных, даже если понесенное в итоге наказание не соответствует объему и тяжести содеянного. Вот почему по статистике в тех же США из 86 975 обвинений, выдвинутых в 2009 году, 84 326 завершились заключением сделки (87,9%) и лишь 2649 (2,8%) рассматривались судом присяжных¹¹. Как видим, если в России в особом порядке разрешаются в среднем 52,5% уголовных дел, то в США эта цифра составляет без малого 90%, поэтому не случайно, по ироничному высказыванию У. Пицци, на фронтоне здания Верховного cуда в Вашингтоне следует выбить слова «Cвобода, справедливость… и сделки о признании вины»¹².

Как же справляется с наметившейся «интеллектуальной модой» Германия — страна ярко выраженной континентальной традиции с принятыми в ней такими процессуальными понятиями, как уголовное дело, производство по нему, принцип материальной истины и т.д.?

«Немецкому уголовно-процессуальному праву, — пишет М. Дерра, российская исследовательница, много лет проработавшая в ФРГ, — чужды соглашения какого-либо рода, так как в отличие от гражданского процесса… основополагающим принципом уголовного процесса является принцип официального установления обстоятельств дела»¹³. Тем не менее она признает, что сделки с правосудием (нем. Verstandigung) существовали в Германии всегда. Так, в 2014 году президент «Формулы-1» Б. Экклстоун согласился урегулировать уголовное судебное разбирательство, которое в отношении него вел земельный суд Мюнхена по обвинению в даче взятки в особо крупном размере. В результате договоренности со следствием производство по делу было прекращено в обмен на выплату обвиняемым гигантской суммы — 100 млн долларов¹⁴.

В 2009 году в Уголовно-процессуальный кодекс ФРГ (далее — УПК ФРГ) был внесен § 257с, именуемый «Судебное соглашение с участниками процесса о его дальнейшем ходе и результате»¹⁵. Он устанавливает следующие формальные условия, одновременная совокупность которых предоставляет суду возможность рассмотреть уголовное дело по существу в случае заключения сделки с правосудием:

— составной частью любого соглашения должно выступать признание подсудимого;

— предметом соглашения могут являться лишь правовые последствия, которые могут содержаться в приговоре или связанных с ним постановлениях (определениях), иные процессуальные меры и действия, но не обвинительный вердикт, а равно меры исправления и безопасности сами по себе;

— содержание возможного соглашения должно быть оглашено судом, причем участникам процесса предоставляется возможность высказаться;

— с учетом свободной оценки всех обстоятельств дела, а также общих правил назначения наказания суд вправе установить нижние и верхние границы наказания;

— соглашение считается заключенным, если подсудимый и прокурор соглашаются с предложением суда;

— обязательства, принятые судом в рамках соглашения, расторгаются, если не были учтены или впервые возникли важные правовые или фактические обстоятельства и суд на этом основании приходит к убеждению, что установленные в соглашении рамки наказания более не соответствуют вине подсудимого и тяжести содеянного, а также если дальнейшие процессуальные действия подсудимого не соответствуют поведению, предусмотренному в соглашении.

Таким образом, судебные соглашения в Германии позволяют ускорять судебное разбирательство за счет отсутствия судебного следствия, но не легализуя при этом формально какие-либо «закулисные договоренности» между обвинением и защитой.

Вопросы, связанные со статусом судебных соглашений в уголовном процессе, были настолько остры, что в 2013 году они стали предметом рассмотрения Федерального конституционного суда ФРГ, а влиятельное издание German Law Journal посвятило им специальный выпуск¹⁶.

В решении от 19 марта 2013 г. Федеральный конституционный суд ФРГ пояснил, что «законодательные нормы о соглашениях в уголовном процессе, несмотря на значительный недостаток в исполнении, в настоящее время пока еще не являются антиконституционными»¹⁷. И далее он указал: «Антиконституционной была бы концепция правового регулирования только тогда, когда предусмотренные защитные механизмы имели бы пробелы или были бы в целом недостаточными настолько, что поддерживали бы нарушающую Основной закон практику «неформальных» соглашений, то есть дефицит в исполнении был бы вызван структурой нормы»¹⁸.

Федеральный конституционный суд ФРГ также подчеркнул, что в рассматриваемом деле решение земельного суда, послужившее поводом для обращения в орган конституционной юрисдикции, нарушает конституционно-правовой принцип виновности, поскольку земельный суд вынес обвинительный приговор в отношении заявителя на основании непроверенного формального признания. Кроме того, решение земельного суда базировалось на соглашении, которое недопустимым образом использовало обвинительный вердикт. Земельный суд связал саму по себе чрезмерную разницу между двумя границами наказания дополнительно еще и с обещанием условного осуждения, которое вообще было возможно только на основе изменения пределов наказания применительно к менее тяжкому случаю¹⁹.

Резюмируя, можно констатировать, что, несмотря на все различия, количество стран, которые решились внедрить в свои уголовно-процессуальные системы те или иные разновидности сделок, постоянно увеличивается. Так, по подсчетам М. Лангера, в 1990-е годы сделки с правосудием ввели у себя 15 стран, а в нулевые — еще 17, включая Россию (гл. 40 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации; далее — УПК РФ)²⁰, а с 2009 года еще и гл. 40.1 УПК РФ). На постсоветском пространстве соответствующий институт появился в Эстонии в 1996 году, в Молдове — в 2003, в Грузии и Латвии — в 2004, на Украине — в 2012 году. Из последних по времени введения следует назвать такие абсолютно непохожие друг на друга государства, как Китай и Словения (2012 год), Бельгия и Уругвай (2016 год)²¹.

Европейский Суд по правам человека также отмечал, что разрешение обвиняемому добиваться уменьшения объема обвинения или размера наказания в случае признания своей вины или отказа от оспаривания предъявленных обвинений еще до проведения судебного разбирательства либо в обмен на плодотворное сотрудничество с органом следствия является общей чертой европейских систем уголовной юстиции, а имеющий место при этом отказ обвиняемого от ряда процессуальных прав будет считаться действительным с точки зрения Конвенции о защите прав человека и основных свобод²² только в тех случаях, когда он является недвусмысленным, сопровождается минимальными гарантиями защиты, сопоставимыми с ним по весу, и не противоречит важным общественным интересам²³.

Попутно заметим, что в Уголовно-процессуальный кодекс Италии 1988 года было введено понятие patteggiamento, которое можно перевести как «соглашение», «результат переговоров», именуемое еще «традиционным паттеджаменто» (итал. patteggiamento tradizionale). Новый процессуальный институт привел к появлению особой касты преступников — так называемых покаявшихся (итал. pentiti).

Именно к их числу принадлежал печально известный мафиози Т. Бушетта, давший показания по знаменитому «пиццерийному делу». Как известно, к концу 1970-х годов итальянские пиццерии, открытые на территории США, стали узлами транснациональной сети транспортировки и продажи героина, вследствие чего уже к 1982 году мафиози контролировали до 80% от общего объема героина, доставляемого и распространяемого на северо-востоке страны²⁴ (отголоски этой истории прослеживаются в романе М. Пьюзо «Крестный отец» и одноименном фильме с М. Брандо в главной роли, где дон Вито Корлеоне противится вовлечению «семьи» в наркобизнес). Вскрыть эту транснациональную сеть было бы невозможно без изобличающих показаний, которые дал на своих подельников Т. Бушетта в обмен на гарантии безопасности по программе защиты свидетелей. Однако и здесь заключенное соглашение должно было быть утверждено судом. Если соглашение утверждено, то в таком случае оно имеет силу обвинительного приговора, пусть и с освобождением от наказания, если нет — дело слушается в обычном порядке.

Такова общая канва, которая дает нам возможность перейти к частному случаю сделок с правосудием — к досудебным соглашениям о сотрудничестве.

В отличие от ординарных сделок о признании вины в случае заключения «досудебного соглашения о сотрудничестве» (англ. cooperation agreement) обвиняемый должен не только признать свою вину, но и оказать содействие в раскрытии и расследовании опасных преступлений: дать показания против соучастников, сообщить о неизвестных правоохранительным органам эпизодах преступной деятельности или о каких-либо других преступлениях, помочь в собирании доказательств. Данные соглашения имеют смысл и заключаются прежде всего в рамках борьбы с наиболее опасными видами преступлений, которые трудно выявить и еще труднее доказать (организованная и экономическая преступность, торговля наркотиками, коррупция и др.)²⁵. Например, в России подобного рода соглашение было заключено в ходе предварительного следствия по делу об убийстве обозревателя «Новой газеты» А.С. Политковской. Один из обвиняемых, подполковник милиции Д. Павлюченков, согласился сотрудничать со следствием, вследствие чего удалось установить исполнителей громкого убийства.

Следовательно, общим требованием к досудебным соглашениям о сотрудничестве, без привязки к какой-либо национальной специфике, является обязанность обвиняемого оказать существенное содействие (англ. substantial assistance) в раскрытии данного или связанного с ним преступления (обычно тяжкого или особо тяжкого). Причем в американской традиции, как отмечается в новейшей западной литературе, лишь 10—20% федеральных обвиняемых удается получить выгоду от такого шага, т.е. добиться реального смягчения наказания. В остальных делах оказанная ими помощь не была оценена прокурором как «существенное содействие»²⁶.

Истоки исследуемого нами процессуального института уходят своими корнями в глубокую древность. Так, в Англии вплоть до XVII века лицо, обвинявшееся в совершении преступления, за которое полагалась смертная казнь, могло признать его и затем молить суд о пощаде, а могло указать на другого человека, в не меньшей степени замешанного в его совершении, и благодаря этому получить снисхождение²⁷.

В наши дни лица, согласившиеся сотрудничать со следствием, могут рассчитывать не только на смягчение приговора, но и на целый комплекс защитных мер, которые различаются от страны к стране. В их числе возможность выезда за границу вместе с членами семьи (что немаловажно, учитывая тот факт, что, как пишет Л.В. Головко, «о заключении одним из обвиняемых соглашения о сотрудничестве со следствием неизбежно станет известно всем заинтересованным представителям криминальных кругов»²⁸), временное присвоение, как выражаются немцы, «измененной идентичности» с документами для прикрытия и ряд других. Такие меры предосторожности никогда не бывают лишними. В тех же США одно время действовал пиратский сайт whosarat.com, содержавший имена и персональные данные всех, кто когда-либо сотрудничал с полицией²⁹.

В Германии подобного рода соглашения впервые появились для так называемых коронных свидетелей: вначале, в 1981 году, по делам о торговле наркотиками, а с 1989 года — в отношении преступлений террористической направленности. В частности, члены или покровители террористических сообществ могли добиться смягчения наказания, отказа от наказания или вовсе отказа от уголовного преследования, если они своими сведениями содействовали раскрытию соответствующих преступлений или задержанию участников сообщества либо предотвращали совершение соответствующих преступлений³⁰.

В 1994 году данное регулирование было распространено на организованную преступность (формально на срок до 31 декабря 1999 г.), а в 2009 году УПК ФРГ был дополнен § 46b, допустившим возможность заключения таких соглашений и по тяжким преступлениям, перечисленным в части 2 § 100a этого же Кодекса. К ним относятся международные преступления, наиболее серьезные преступления против государственной обороны и общественного порядка, некоторые преступные деяния против сексуального самоопределения, детская порнография, разбой и вымогательство, кража бандой, убийство при отягчающих обстоятельствах и т.д.

Кроме того, следует учитывать положения § 31 Уголовного уложения Германии, регламентирующего «добровольный отказ от покушения на соучастие», согласно части 2 которого если деяние остается несовершенным без содействия отказывающегося лица или если оно совершается независимо от его прежних действий, то для освобождения от наказания достаточно того, что это лицо добровольно и усердно старается предотвратить совершение этого деяния³¹.

Перенесемся теперь по другую сторону океана.

В США в 2015 году 12,4% обвиняемых получили смягчение наказания в силу оказанного ими «существенного содействия» следствию. В 2017 году эта цифра снизилась до 10,8%, что в количественном отношении составляет порядка 7000 соглашений о сотрудничестве в год. В 2019 году отмеченная тенденция продолжилась и этот показатель составил уже 9,3%, причем 74% заключенных соглашений пришлись на преступления, связанные с торговлей наркотиками и мошенничеством³².

Главное же отличие англосаксонской модели сделок с правосудием (обоих видов) от континентальной состоит в том, что в первом случае их заключение возможно фактически в отношении любых преступлений, кроме совсем незначительных деяний, относящихся к так называемому суммарному производству. В то время как в Европе (и Россия не исключение) сделки о признании применяются по делам о менее опасных преступлениях (в нашей стране к тем, наказание за которые не превышает 10 лет лишения свободы), а соглашения о сотрудничестве, напротив, по делам о наиболее опасных преступлениях, где возникают сложности с доказыванием многоэпизодной преступной деятельности.

Часть 2 § 46b УПК ФРГ регулирует процессуальные основания и условия рассмотрения дела в случае заключения соглашения о сотрудничестве. В частности, при утверждении соглашения суд должен обращать особое внимание: 1) на характер и содержание сообщенных сведений и их значение для раскрытия или предотвращения преступления, время раскрытия сведений, степень содействия правоохранительным органам и тяжесть преступления, о котором идет речь; 2) соотношение обстоятельств, указанных в пункте 1, с тяжестью самого деяния и степенью виновности обвиняемого. При этом в указанном параграфе УПК ФРГ отдельно подчеркивается, что смягчение или отказ от наказания исключается, если обвиняемый сообщает информацию лишь после того, как было принято решение об открытии основного судебного производства (ч. 3).

Иными словами, заключение соглашения допускается исключительно до начала рассмотрения дела по существу. Неслучайно согласно § 202a УПК ФРГ, если суд склонен к открытию основного судебного производства, он на стадии предания лица суду (промежуточного производства, как эта стадия именуется в Германии) может обсуждать с участниками определенные «меры, способствующие ускорению процесса», в том числе судебное соглашение.

Сравним это с российским порядком, в котором институт досудебного соглашения может применяться фактически по всем уголовным делам, когда предварительное расследование проводится в форме предварительного следствия (а не дознания), кроме дел о преступлениях по обвинению несовершеннолетних, и его заключение возможно до момента объявления об окончании предварительного следствия (ч. 2 ст. 317.1 УПК РФ) и исключается на стадии предания суду.

Еще одно немаловажное отличие состоит в том, что если в Германии соглашение о сотрудничестве утверждает суд, то у нас — прокурор, выносящий к тому же представление об особом порядке проведения судебного заседания и вынесения судебного решения по уголовному делу (ч. 1 ст. 317.5 УПК РФ).

Более того, согласно части второй ст. 317.5 УПК РФ прокурор удостоверяет полноту и правдивость сведений, сообщенных обвиняемым. Приведенные нормы в корне противоречат классическому континентальному подходу, на что уже обращалось внимание в научной литературе³³. Полноту и правдивость указанных сведений должен устанавливать не прокурор, а суд, разрешающий по существу основное уголовное дело, одним из доказательств по которому будут показания лица, сотрудничающего со следствием, как это происходит в той же Германии.

А что же мы можем увидеть в США?

В США приговоры назначаются в соответствии со специальными правилами, установленными в Американском руководстве по назначению наказаний (англ. US Sentencing Guidelines), которое детально регламентирует, как оценивать смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства, ориентироваться в альтернативных санкциях и т.д. До 2005 года, до вынесения Верховным судом США решения по делу US v. Booker, в соответствии с которым увеличение судьей наказания на основании доказательств, которые не были изучены присяжными заседателями, было признано нарушением Шестой поправки к Конституции США, это Руководство было обязательным для судей, ныне же оно составляет предмет их дискреционного усмотрения, хотя на практике американские судьи продолжают ориентироваться на него³⁴. В соответствии с Руководством лицо, заключившее соглашение, вправе надеяться на двух- или даже трехкратное снижение наказания.

Кроме того, лицо, согласившееся на сотрудничество, может рассчитывать на приговор, предусматривающий наказание ниже низшего предела, даже в том случае, если прокурор возражает против этого. Однако, чтобы так произошло, «существенное содействие» должно соответствовать определенным критериям: 1) значимость и полезность; 2) правдивость, полнота и надежность любой информации или сведений, которые были сообщены; 3) предотвращение несправедливого вреда, нанесенного таким содействием; 4) своевременность последнего³⁵. Все эти вопросы остаются на усмотрение суда. При этом на практике действует правило: чем дольше обвиняемый раздумывает о том, начать ли ему сотрудничать со следствием, тем сильнее устаревает та информация, которой он обладает и которая может представлять интерес для суда и следственных органов.

В Германии же вопрос, связанный с назначением наказания в случае сотрудничества, решается на основании § 46b УПК ФРГ. Так, согласно части 1 упомянутого параграфа суд может заменить пожизненное заключение лишением свободы на срок не менее 10 лет или смягчить наказание по правилам части 1 § 49 Уголовного уложения Германии, если исполнитель преступления внесет существенный вклад в раскрытие преступления, добровольно сообщив информацию, либо добровольно сообщит сведения компетентному органу заблаговременно в целях предотвращения преступления, которое связано с его преступлением и о подготовке которого он знал.

В данном случае речь идет о том, что названная норма Уголовного уложения Германии предусматривает обязательное смягчение наказания, при котором пожизненное лишение свободы заменяется лишением свободы на срок не менее трех лет; при лишении свободы на определенный срок разрешается назначение этого наказания на срок, верхний предел которого составляет максимально три четверти законодательно предусмотренного верхнего предела (этот же принцип действует при денежном штрафе для определения максимального количества дневных ставок); повышенный минимальный срок лишения свободы снижается при минимальном сроке в десять или пять лет — на два года, при минимальном сроке в три или два года — на шесть месяцев, при минимальном сроке в один год — на три месяца, в остальных случаях — на установленный законом минимальный срок.

Вновь сравним приведенные правила с российским законодательством. При постановлении обвинительного приговора в связи с выполнением досудебного соглашения о сотрудничестве размер наказания по общему правилу не может превышать половины максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного уголовным законом (ч. 2 ст. 62 Уголовного кодекса Российской Федерации³⁶; далее — УК РФ). Исключение составляют преступления, предусматривающие наказание в виде пожизненного лишения свободы: верхняя планка здесь установлена в виде двух третей самого строгого наказания в виде лишения свободы за соответствующее преступление (ч. 4 ст. 62 УК РФ). Более того, суд в данном случае может назначить более мягкое наказание, чем предусмотрено уголовным законом, приговорить обвиняемого к условному осуждению или вовсе освободить его от наказания (ч. 5 ст. 317.7 УПК РФ).

Вместе с тем следует учитывать, что сотрудничество со следствием в определенной мере делает информатора заложником официальных властей. Хорошей иллюстрацией этому служит дело Адамсона, дошедшее в 1987 году до Верховного суда США. Адамсон совместно с двумя подельниками обвинялся в убийстве журналиста-расследователя Д. Боулса из Феникса (штат Аризона), совершенном общественно опасным способом — путем подрыва автомобиля журналиста. После своего ареста обвиняемый согласился сотрудничать со следствием, дал изобличающие его соучастников показания и был приговорен к 20 годам лишения свободы (в отличие от соучастников, приговоренных к смертной казни). Однако апелляционная инстанция отменила приговор. В результате Адамсону нужно было давать показания вновь. Он отказался, мотивируя это необходимостью продолжить переговоры о сокращении ему наказания в обмен на участие в процессе на стороне обвинения. Однако прокурор отказался идти на уступки, видимо, считая 20-летний тюремный срок вполне справедливым и достаточным. В итоге все трое были приговорены к смертной казни, а Верховный суд США не нашел нарушений в их деле³⁷.

Здесь возникает еще одна проблема, скорее, философского свойства. Если одним из принципов уголовного права является принцип виновной ответственности (в Германии его называют принципом вины³⁸), то как в таком случае дача показаний на другого соучастника может способствовать уменьшению вины того, кто дает эти показания? В процессуальной литературе можно встретить утверждение, что в данной ситуации принцип вины преодолевается принципом «расследовательской срочности» (нем. Ermittlungsnotstand), заключающимся в первостепенной задаче государства расследовать и предотвращать совершенные преступления³⁹.

Серьезные сомнения вызывает также психологическая готовность самих обвиняемых к заключению сделки. Не секрет, что данные ими показания всегда отличает «аура ненадежности»⁴⁰. В частности, по этой причине Конституционный Суд РФ в Постановлении от 20 июля 2016 г. подчеркнул, что «даже те обстоятельства, которые установлены вступившим в законную силу приговором суда, вынесенным в порядке главы 40.1, не могут быть признаны без дополнительной проверки, — во всяком случае такой приговор не может предрешать виновность лиц, являющихся обвиняемыми по основному уголовному делу, как не участвовавших ранее в выделенном в отдельное производство уголовном деле в отношении лица, заключившего досудебное соглашение о сотрудничестве» (п. 3.4 мотивировочной части)⁴¹.

В то же время можно предположить, что, идя на сделку со следствием, обвиняемый не всегда в полной мере представляет себе возможные последствия такого шага. Дотошные французы подсчитали, что в их стране на переговоры о заключении сделки (франц. Plaider coupable) в среднем уходит от 15 до 20 минут, в то время как судебное заседание, «засиливающее» достигнутую договоренность, в среднем длится 2–3 минуты⁴². Поэтому даже если обвиняемому будет разъяснено соответствующее право, как того требует уголовно-процессуальный закон, никто не сможет поручиться за то, что впоследствии он будет четко представлять ожидающие его на этом пути «сюрпризы».

Характерный в этом отношении эпизод произошел в ходе разбирательства по делу Д. Эрдемовича в Международном трибунале по бывшей Югославии (далее — МТБЮ, Трибунал)⁴³. Подсудимый, которого обвиняли в соучастии в геноциде в Сребренице летом 1995 года, пошел на сделку о признании вины, будучи уверенным в том, что далее последует полноценное судебное разбирательство. И это неудивительно, поскольку его интересы представлял югославский адвокат, которого учили, что обвинение не может строиться на одном лишь признании подсудимым своей вины. Тем самым, по образному выражению Л.В. Головко, признание вины в континентальной Европе, прошедшей через костры инквизиции и Большой террор с его пытками и выбиванием показаний, превратилось из «царицы доказательств» в «падчерицу»⁴⁴. Однако МТБЮ прекратил рассмотрение дела и сразу перешел к слушаниям о назначении нака­зания⁴⁵.

Естественно, что защита попыталась исправить ситуацию, обжаловав вынесенный приговор в Апелляционную палату МТБЮ. И хотя апелляционная инстанция пересмотрела вердикт, сократив наказание вдвое (с десяти до пяти лет лишения свободы), председатель Трибунала, легендарный итальянский судья и ученый А. Кассезе, высказал особое мнение, в котором подчеркнул, что ни Устав МТБЮ, ни Правила процедуры и доказывания (далее — Правила) последнего не предусматривают подобной процедуры. «Лица, которые предстают перед нами, — писал А. Кассезе, — обвиняются в геноциде, пытках, убийствах, сексуальном насилии, бессмысленных разрушениях и других бесчеловечных действиях. После долгих размышлений мы решили, что никто не должен иметь иммунитета от преследования за такие преступления, как указано выше, независимо от того, насколько полезные показания они дали» (здесь и далее перевод наш. — А.Е.)⁴⁶.

Действительно, в учредительных документах МТБЮ в тот период прямо не упоминалась возможность заключить сделку с правосудием. Это тем более странно, если учесть, что, как вспоминали современники создания Трибунала, на организационном заседании судей, проходившем в Гааге в январе 1994 года, судья из США Г. Макдональд (она возглавила Трибунал в 1997 году) положила на стол перед изум­ленными коллегами готовый проект устава, подготовленный Американской ассоциацией адвокатов (англ. American bar association). «Хотите правила? — спросила она, смеясь. — Вот они!»⁴⁷
Стоит ли удивляться тому, что два других судьи, в том числе уже известная нам Г. Макдональд, полемизируя с А. Кассезе, в своем совместном совпадающем мнении написали: «Концепция сделки о признании как таковая является отличительной особенностью состязательной системы общего права, за которой признаются такие достоинства, как обеспечение обществу минимальных затрат, экономия судебного времени и возможность избежать неудобств для многих участников судопроизводства, в первую очередь свидетелей»⁴⁸.

Первоначальная редакция Устава МТБЮ предусматривала, что «Судебная камера оглашает обвинительное заключение… и предлагает обвиняемому сделать заявление [англ. to enter a plea]»; «Затем Судебная камера назначает дату судебного разбирательства» (ч. 3 ст. 20)⁴⁹. Однако очевидно, что термин plea может быть понят и как сделка с правосудием, и как простое «заявление» (именно последний вариант употребляется в официальном переводе ООН текста Устава на русский язык). Возникшая проблема была окончательно урегулирована лишь в конце 2001 года, когда в Правила была внесена статья 62ter, во многом дублирующая Правило 11с Федеральных правил уголовного судопроизводства США. Двумя годами позже аналогичное положение появилось в Правилах Международного трибунала по Руанде (далее — МТР).

По статистике из 161 обвиняемого, прошедшего через МТБЮ, сделки о признании вины были заключены с 20 из них, включая такую крупную рыбу, как бывший президент Рес­публики Сербской Б. Плавшич (единственная женщина, оказавшаяся на скамье подсудимых в Гааге), приговоренную к 11 годам тюремного заключения, и первого президента Сербской Краины М. Бабича, приговоренного к 13 годам лишения свободы, который покончил с собой в тюремной камере. Заключив сделку со следствием, Б. Плавшич сделала следующее заявление: «Я, Биляна Плавшич, прочитала договор о признании своей вины и внимательно, вместе с моими адвокатами, изучила все его пункты. Адвокаты разъяснили мне мои права, вытекающие из этого договора, так же, как и возможные последствия действий Обвинения и последствия вступления документа в силу. Никаких обещаний, кроме содержащихся в этом документе, мне не сделано. Никто не угрожал мне и не заставлял участвовать в составлении и подписании этого документа. Я понимаю условия соглашения и добровольно соглашаюсь им следовать»⁵⁰.

И хотя в международном уголовном правосудии не проводится различие между сделкой о признании вины и соглашением о сотрудничестве, тем не менее практически все, кто шел на сделку с прокурором МТБЮ в своем деле, со временем выступали в качестве свидетелей-«инсайдеров» в других процессах. Так, Д. Эрдемович давал показания на процессе по делу Р. Крстича, М. Бабич — по делу М. Мартича, и только «снежная королева» боснийской политики Б. Плавшич отказалась от дальнейшего сотрудничества с обвинением.

Показательно, что в МТР длительное время вообще не было никаких сделок с правосудием, поскольку львиная доля дел приходилась на «преступление преступлений» — геноцид (речь идет о геноциде тутси в 1994 году со стороны народности хуту). По этой причине офис прокурора по моральным соображениям не считал для себя возможным добиваться переквалификации содеянного на менее тяжкие преступления, сокращать пункты обвинительных заключений и, как следствие, последующее наказание. Когда же бывший премьер-министр Руанды Ж. Камбанда все-таки признал свою вину, ему все равно была назначена высшая мера наказания — пожизненное заключение⁵¹.

При подготовке Римского статута МУС, принятого в 1998 году, его разработчики исходили скорее из европейских подходов к сделкам с правосудием. Так, в пункте 8а ст. 64 Римского статута МУС сказано, что в начале разбирательства Судебная палата зачитывает обвиняемому обвинение, ранее утвержденное Палатой предварительного производства. Судебная палата удостоверяется в том, что обвиняемый понимает содержание обвинений. Она дает ему возможность признать свою вину в соответствии со статьей 65 Римского статута МУС или заявить о своей невиновности.

Важно, что статья 65 Римского статута МУС предусматривает в известном смысле судебный контроль за признанием вины (англ. admission of guilt). МУС автоматически не подтверждает достигнутое соглашение, что обычно, пусть и с определенными оговорками, имеет место в странах английского права, а устанавливает соответствие признания ряду нормативных требований, что в большей степени напоминает континентальный подход.

В частности, Судебная палата разрешает следующие вопросы: (а) осознает ли обвиняемый характер и последствия признания себя виновным? (б) сделано ли это признание обвиняемым добровольно после достаточных консультаций с защитником? (в) подтверждается ли признание вины обстоятельствами дела, изложенными в документах и материалах, представленных прокурором и признанных обвиняемым, а также в любых других доказательствах?

При этом, если Судебная палата удостоверится в том, что условия, указанные выше, соблюдены, она рассматривает признание вины наряду с любыми другими дополнительными доказательствами, которые были представлены, как устанавливающее все существенно важные обстоятельства, необходимые для доказательства совершения преступления, в отношении которого сделано признание, и может осудить обвиняемого за совершение этого преступления. Если же Судебная палата не удостоверится в этом, она исходит из того, что признание вины не имело места, и в этом случае она дает распоряжение продолжать судебное разбирательство в соответствии с обычными процедурами рассмотрения дела, предусмотренными Римским статутом МУС. Следует также отметить, что любое обсуждение между прокурором МУС и защитой вопроса об изменении обвинений, признании вины или наказании не является обязательным для суда.

В практике МУС сделка заключалась лишь однажды — в 2016 году в деле исламиста А. аль-Махди, обвиненного в нападении на культурные ценности как в военном преступлении, совершенном в Тимбукту (Мали). После заявления подсудимого о желании признать свою вину судьи Судебной палаты VIII выяснили у него, насколько его согласие было добровольным и насколько в целом он понимает существо признания им своей вины, а затем дали несколько дней обвинению на подготовку и демонстрацию доказательств. Защита была обязана обеспечить явку свидетелей, а также высказать свое мнение относительно будущего приговора. В итоге аль-Махди был приговорен к девяти годам лишения свободы и выплате компенсации за разрушенные здания исторического и религиозного характера, в частности гробницы и мечети⁵².

Таким образом, если в англосаксонской традиции предмет сделки с правосудием составляет почти не контролируемая договоренность между обвинением и защитой, то в странах континентальной системы и на современном этапе развития международного уголовного правосудия сделки с правосудием находятся под существенным контролем со стороны суда, который, во-первых, проверяет заключенную сделку на соответствие ряду формальных критериев, указанных в законе, а во-вторых, утверждает ее, придавая ей тем самым юридическую силу. В этой связи не совсем последовательной представляется российская модель особого порядка судебного разбирательства, при котором соответствующая договоренность утверждается прокурором, а не судом.

Библиографический список

1. Арутюнян А. Дело аль-Махди и нападение на культурные ценности как международное преступление // Международное правосудие. 2017. № 2. С. 118—132.

2. Боботов С.В. Буржуазная юстиция. Состояние и перспективы развития. М.: Наука, 1989. 256 с.

3. Головко Л.В. Материалы к построению сравнительного уголовно-процессуального права: источники, доказательства, предварительное производство // Тр. юрид. ф-та МГУ им. М.В. Ломоносова. Кн. 11. М.: Правоведение, 2009. С. 227—360.

4. Головко Л.В. Сделки с правосудием: объективная тенденция или модное поветрие? // Закон. 2009. № 9. С. 187—196.

5. Головнєнков П. Судові угоди в німецькому кримінальному процесі // Право України. 2012. № 1—2. С. 369—373.

6. Головненков П., Спица Н. Уголовно-процессуальный кодекс Федеративной Республики Германия: науч.-практ. ком. и перевод текста закона // Научные труды в области немецкого и российского уголовного права. Potsdam: Universitätsverlag Potsdam, 2012 // https://publishup.uni-potsdam.de/opus4-ubp/frontdoor/deliver/index/docId/6039/file/sdrs02.pdf

7. Головненков П.В. Уголовное уложение Федеративной Республики Германия — Strafgesetzbuch (StGB): науч.-практ. ком. и перевод текста закона. Potsdam: Universitätsverlag Potsdam, 2021 // https://www.uni-potsdam.de/fileadmin/projects/ls-hellmann/Forschungsstelle_Russisches_Recht/Neuaufla...

8. Дерра М. Сделка со следствием в уголовном процессе // Германо-Российская ассоциация юристов: сб. ст. о праве Германии. Hamburg: Deutsch-Russische Juristenvereinigung e.V., 2015. Вып. 1. 495 с.

9. Дикки Дж. Cosa Nostra. История сицилийской мафии / пер. с англ. К. Королева. М.: Эксмо, 2022. 432 с.

10. Избранные решения Федерального конституционного суда ФРГ / сост. Ю. Швабе, Т. Гайсслер. М.: Инфотропик Медиа, 2018. 1028 с.

11. Курс уголовного процесса / под ред. д.ю.н., проф. Л.В. Головко. М.: Статут, 2016. 1278 с.

12. Николайчик В.М. Суд присяжных // Политическая система США: актуальные измерения / отв. ред. С.А. Червонная. М.: Наука, 2000. 286 с.

13. Петрухин И. Сделки о признании вины чужды российскому менталитету // Российская юстиция. 2001. № 5. С. 35—37.

14. Пицци У. Судопроизводство без истины: почему наша система уголовного судопроизводства стала дорогой ошибкой и что нам необходимо сделать, чтобы восстановить ее / пер. с англ. Д.А. Печегина; под ред. М.А. Кудратова. М.: Инфотропик Медиа, 2019. 280 с.

15. Тейман С. Сделки о признании вины или сокращенные формы судопроизводства: по какому пути пойдет Россия? // Российская юстиция. 1998. № 10. С. 35—37; (окончание) № 11. С. 35—37.

16. Фристер Г. Уголовное право Германии. Общая часть. 5-е изд. / пер. с нем.; под ред. д-ра права М. Кудратова. М.: Инфотропик Медиа, 2013. 712 с.

17. Шарый А. Трибунал. Хроника незаконченной войны. М.: Права человека, 2003. 220 с.

18. Шредер Ф.-К., Феррел Т. Уголовно-процессуальное право Германии = Strafprozessrecht: пер. с нем., 5-е изд. М.: Инфотропик Медиа, 2016. 304 с.

19. Ambos K., Thaman S. Cooperation agreements in Germany and the United States // Core concepts in criminal law and criminal justice / ed. by K. Ambos, A. Duff, A. Heinze, J. Roberts and T. Weigend. Vol. II. Cambridge: Cambridge University Press, 2022. P. 302—349.

20. Dubber M., Hornle T. Criminal law: a comparative approach. N.Y.: Oxford University Press, 2014. 671 p.

21. Langer M. Plea Bargaining, Conviction Without Trial, and the Global Administratization of Criminal Convictions. Annual Review оf Criminology, 2021. Vol. 4, 4(1). Р. 377—411 // https://escholarship.org/uc/item/99n2c6vn

22. McCleery K. Guilty pleas and plea bargaining at the ad hoc tribunals. Lessons from civil law systems // Journal of international criminal justice. 2016. Vol. 14. Iss. 5. P. 1099—1120.

23. Tochilovsky V. International criminal justice: «strangers in the foreign system» // Criminal law forum. 2004. № 15. Р. 319—344.

Ссылка для цитирования статьи:

Сделки с правосудием в зарубежном и международном праве // Российская юстиция. 2022. № 7. С. 61–72.